Почуяв Рыскин взгляд, Альк высунул морду, облизнулся.

– Ты, жертва войны, – снисходительно бросил он, – я старше тебя всего лет на семь-восемь.

– Ну и что? – проворчала девушка, поджимая колени к груди и обхватывая их руками. – Ты саврянин… вы все подлецы, убийцы и насильники. Вы напали на нашу страну…

– Во-первых, Саврия и Ринтар атаковали друг друга одновременно. Они несколько лет собирали рати и спустили их с цепей по малейшему поводу.

– Но это вы его подали!

– Во-вторых, в Саврии даже дети знают, что то нападение на заставу инсценировал Ринтар.

– Это ложь!

– В-третьих, – невозмутимо продолжал Альк, – последние бои шли уже на саврянской территории, и полукровок там теперь тоже немерено.

Рыска слишком устала, чтобы на него орать, да и Жара жалко было будить, поэтому девушка ограничилась злобным шепотом:

– Все ты врешь! Наши тсецы совсем другие! Они бы нипочем не стали убивать беззащитных детей и мучить женщин!

– Н-да? И стража у вас по улицам ходит просто для красоты, купцы никогда не обсчитывают, а потаскухи дают исключительно по любви? С чего бы армиям отличаться друг от друга, если люди везде одинаковы?

– Не одинаковы! Ты саврянин!

– И что?

Вопрос поставил Рыску в тупик. Как это – что?! Саврянин же! Какие еще объяснения нужны?

– О Божиня, что я делаю… – пробормотала девушка. – Сижу и спорю с саврянской крысой!

– О Божиня, что я делаю! Пытаюсь разъяснить тонкости политики глупой весковой девке.

Крыс снова нырнул в торбу, на сей раз целиком. Затянуть бы завязки покрепче и зашвырнуть подальше в кусты! Рыска даже подалась вперед, но копошение прекратилось, и в голове раздался издевательский голос:

– Мешка-то не жалко? Тебе ж зашивать придется.

– И акцент у тебя омерзительный! – с досады брякнула девушка.

– Это у тебя.

– Чего?

– Ты слышишь меня не ушами, а даром. Говори я даже на чистом саврянском, ты бы все равно меня понимала – мыслим-то и чувствуем мы одинаково. Все остальное – твое воображение. Ты уверена, что савряне говорят с омерзительным акцентом, вот он тебе и мерещится.

– А Жару?

– Если он не заморачивается по этому поводу, то слышит чистый ринтарский. Что, кстати, соответствует истине. У меня была ринтарская нянька, отец хотел, чтобы я знал оба языка как родные.

– Чтобы воевать удобнее было – пленных там допрашивать, приказы им отдавать? – с отвращением уточнила девушка.

– Тьфу, опять ты за свое! – Акцент волшебным образом исчез, теперь Рыска слышала уже знакомый писклявый шепоток. Выходит, так, по ее мнению, должны говорить крысы? А если бы путник превратил Алька в корову, он бы басом раскатывал «у-у-у»?! – Ты вообще такое слово знаешь – «образование»?

– Это когда у коровы гуля на морде вскакивает? – неуверенно предположила Рыска, слышавшая что-то похожее от скотского лекаря.

– Ага, и я даже знаю, как эту корову зовут! Родители надеялись, что я стану послом, а все серьезные переговоры проходят без толмачей. Да и не только с тсарями говорить приходится – кого-то подкупить, кому-то польстить… Без языка никуда.

– Что ж не стал-то?

– Не твое дело. Ложись спать, а то днем из седла выпадешь. На свету шоши не охотятся.

– Я же сказала: саврянину мы помогать не станем, – неуверенно возразила Рыска. – Тем более ты и сам научился в человека превращаться.

– Ха-ха. Если б я еще знал, как это вышло и почему так ненадолго.

– Что, совсем ничего не почувствовал?

– Нет. Даже не сразу понял. Так что кончай дурить мне голову своим непроходимым патриотизмом, через три лучины я вас разбужу и двинемся дальше.

Рыска подумала и коварно поинтересовалась:

– А если начнется новая война, ты за кого будешь?

Из мешка донесся сдавленный кашель.

– Ударный крысиный отряд?

– Ты знаешь, что я имею в виду!

Судя по звуку, крыс сосредоточенно поскреб за ухом.

– За Саврию, разумеется.

– Почему? – растерялась девушка, уверенная, что Альк ответит «ни за кого», пытаясь к ней подлизаться.

– Потому что я саврянин, детка. Подлый убийца, только и думающий, как бы задрать юбку вражеской весчанке.

– Ты это назло мне, да?!

– И потому, что я не могу допустить, чтобы какой-нибудь похотливый ублюдок с ржавым мечом, завербованный за три сребра в ринтарской веске, разложил по полу мою сестру или мать. Что бы я ни думал о «священной битве» и «долге перед Родиной».

– А что ты о них думаешь?

– Что сидящие на тронах кретины ничем не лучше двух псов, дерущихся из-за найденной в помойке кости. В то время как куда интереснее и эффективнее создать такие условия, что один сам ее уступит.

– Это как? – совсем запуталась Рыска.

– Есть такое слово – «дипломатия». Но коровы ею не болеют, не бойся.

Глава 19

Разбудил их собачий лай.

Две крупные брыластые дворняги, различающиеся только формой пятен на грязно-белой шкуре, суетились у торчащего из земли меча, то упоенно копая песок, то свирепо тявкая в немелкую уже яму.

При виде поднявшегося Жара собаки развернулись и зарычали.

– А ну кыш отсюда! – Парень выдернул из лежака ветку, грозно ею свистнул. Псы поджали хвосты и попятились, но щериться не перестали.

Тут как раз и их хозяева подоспели.

Сегодня мужички были трезвы и сосредоточенны, каждый нес по пустому мешку и короткой, обожженной на концах рогатине – удобно песок ворошить. Валяющуюся на краю поляны торбу они увидели раньше, чем ее хозяев, и с радостными возгласами бросились к ней.

– Эй, куда?! – возмущенно заорал Жар, хватая арбалет. Тетиву он взвел еще с ночи, и пролежавшее так оружие наверняка здорово подпортилось, но выглядело устрашающе. Рыска тоже вскочила на ноги.

Бабкин сын, успевший первым запустить руку в торбу, выронил подвенечное платье. Мужики уставились на друзей, словно на Сашия с Хольгой, облюбовавших эту полянку для любовных утех. Даже собаки, видя такое дело, примолкли.

– Что, голубчики, за вещами? – иронично осведомился Альк. Когда он успел залезть ей за пазуху, девушка не заметила, обнаружила только сейчас.

Весчане вздрогнули, заозирались, один повертел пальцем в ухе.

– За вещами, говорю? – повторил Жар, а Рыска поспешно пожелала, чтобы едкие крысиные речи до шошинцев больше не доходили.

Мужики чуток расслабились, но изумление с помятых рож так и не сошло.

– А вы тута… чего? – наконец откашлялся бабкин сын.

– А вы? – Впрочем, с Альковой подачи Жар уже догадался, зачем местные пожаловали: золото интересует только людей, шош отрыгнул бы его вместе с одеждой и костями.

– А мы… это… За маслятами! – Мужик махнул мешком в доказательство. Остальные согласно забурчали, затрясли бородами.

– Не рановато ли? – усомнился вор.

– Так мы покуда так, разведать. – Весчанин обвел взглядом перекопанную полянку, словно надеясь обнаружить на ней неурочный грибок, и снова застыл орясиной. С места, где он стоял, был хорошо виден кусок сизой шерсти на дне вырытой собаками ямы.

Жар подошел поближе, тоже глянул и поежился. Меч пробил шошу глаз, из раны выступила темная свернувшаяся кровь и что-то белое, студенистое. Это надо ж было так попасть! Полпальца в сторону, и клинок, скорей всего, соскользнул бы по кости, порвав только шкуру.

– Что ж вы нас о таких вот грибах не предупредили? – Парень укоризненно ткнул пальцем в яму.

– А мы думали, вы знаете, – принялся неловко оправдываться мужик. – Если б сказали, что шошей боитесь, так мы б, конечно, вам местечко выделили – не в избе, так под стеной. Холм-то каменный, зверю туда хода нет…